«Хочется раздрая, трэша!» Интервью с Глафирой Тархановой

Почти год назад вы дали трехчасовое интервью Валерии Гай Германике, а после выхода нового сезона «Обоюдного согласия» на Kion Валерия рассказала, что пригласила вас на главную роль после той вашей беседы. Она не говорила, что именно ее в вас зацепило?

Для меня это такой же большой секрет, как и для вас. Мне кажется, наш самый большой разговор с Валерией состоялся на интервью. И после этого мы почти не разговаривали. Скорее говорила Валерия, а я ее слушала. (Смеется.)

Она просто позвонила и предложила роль?

Я после интервью поменяла агента — реально оно стало поворотным для меня. Иногда в интервью произносишь свои мысли вслух и делаешь новые выводы, полезная такая история. Так что уже новому моему агенту позвонил кастинг-директор, позвал на пробы. Мне сразу сказали, что Валерия предлагает мне главную роль в новом сезоне. Почему — не знаю.

Ну а вам как кажется?

С Валерией очень сложно предполагать, что у нее за мысли в голове. Может быть, ей важно, чтобы у человека была какая-то внутренняя драма — то, с чем он дальше в той или иной степени может проявиться в герое. Наверное, моя эмоциональность в интервью это показала. Хотя я шла на встречу с ней вообще с другими целями. Не для того, чтобы уговорить Валерию меня срочно снять в своем кино. Мы немножко с разных планет, из разного кино.

Какие сомнения вас терзали, когда вы обдумывали предложение?

Первые мои вопросы были по поводу «обнаженки». Мне это было принципиально до дальнейших переговоров. И мы нашли компромисс. Зрители будут уверены, что это я, а это не совсем я. Как в интервью я говорю, что этого не делаю [не раздеваюсь в кадре], так и продолжаю этого не делать. Но, слава Богу, есть разные киноспособы, секреты. Вообще, не так часто тебя зовет авторский режиссер, предполагая, что ты героиня этого проекта. Очень приятно, когда тебе доверяют, хотят тебя на роль — для меня это было самое ценное.

С кем вы проходили пробы, и кто из партнеров в итоге прошел в проект?

А все, в принципе. Кастинг был небольшой, потому что времени было очень мало. На некоторые роли по два-три человека буквально. На мужа изначально был Максим Ползиков, с ним у меня были пробы, чтобы посмотреть, как мы вдвоем смотримся. На дочерей было несколько кандидатур, в том числе Маша Михалкова-Кончаловская. На следователя сразу была Диана Арбенина.

Там было все очень жестко. После второго дня проб у меня текли слезы, не могла остановиться. Гена (оператор Геннадий Успангалиев, — прим. ред.), видя, в каком состоянии я была, в первый съемочный день мне сказал: «Я думал, ты не придешь». (Смеется.)

Вы говорили, что для вас самой большой сложностью было находить общий язык с непрофессиональными актерами. Что вы имели в виду?

Да нет, наверное, самая большая сложность — найти общий язык с Валерией Гай Германикой. (Смееется.) Потому что когда ты не разговариваешь с человеком, то как найти с ним общий язык? Там, знаете, все было в виде такого эксперимента, артхаус во всех проявлениях, хотя каждый понимает под этим определением что-то свое. Я бы так сказала: все было не так, как обычно на съемочной площадке.

А что именно было по-другому?

Валерия достаточно жесткий режиссер в общении, и она этого не скрывает. Не могу сказать, что она испытывает особое уважение к актерам, по крайней мере в своих речах. Потом, она много работает по рации, что тоже необычно, потому что все-таки иногда нужен контакт с режиссером, пошептаться в уголочке. Валерия еще на пробах мне сказала: «Помощи от меня не жди». Может, она меня напугать хотела, не знаю. Но я не из пугливых. (Смеется.) В результате, конечно, она мне все равно помогала, пусть по рации, но давала какую-то реакцию. Если молчала — значит, все хорошо.

В интервью к выходу первого «Обоюдного согласия» Светлана Иванова на мой вопрос о том, как ей работалось с Валерией, ответила, что на самом деле Германика очень любит своих артистов, но почему-то мало кто об этом говорит.

Не знаю, я не ощутила любви. (Смееется.) Может быть, она проявится после, посмотрим. Мне интересно, как она говорит про своих актеров и кого-то хвалит постфактум. Может, и я чего-нибудь получу. Или не получу. Пока не знаю. Валерия — это сюрприз.

А вы смотрели первый сезон «Обоюдного согласия»?

Да, я вообще собирала информацию про Валерию. (Смеется.) В том числе писала Свете Ивановой, потому что у меня были какие-то внутренние опасения, ощущения, и мне было важно их подтвердить или развенчать. Я понимала, что здесь мне не будет просто, и мне нужно было понять, к чему готовиться. Это дало мне опору под ногами.

Здорово, что вы выстояли.

Да, спасибо, я выжила! (Смеется.)

Вы говорили, что роль Марины Венишевой (героини второго сезона «Обоюдного согласия») вывела вас на новый уровень как актрису и как человека. Что вы имели в виду в обоих случаях?

Это грандиозный опыт — работа с Валерией Гай Германикой. Потому что это большой дискомфорт, в котором надо не потерять себя, сделать свою работу хорошо, несмотря на непредсказуемость каждого съемочного дня. Это была очень сложная задача для меня, но я себе загадывала сложные и интересные проекты. Когда ты сталкиваешься с трудностями, берешь высокую планку, ты выходишь на новый уровень. За это я Валерии очень благодарна.

Кажется, что Марина Венишева — очень энергозатратная, тяжелая роль, не похожая ни на что из того, что было у вас раньше. Как она повлияла на вас?

Все-таки я уже не первый день в этой профессии, чтобы роли на меня сильно влияли. А в тему абьюза, домашнего насилия и таких нездоровых отношений меня жизнь как будто погрузила в какой-то момент. Это не касается моей личной жизни, это было связано с одним из моих партнеров на сцене, в театре. Я эту тему изучала, пыталась разобраться, как с этим люди живут. И в результате пришел этот проект.

Эта роль — вершина того, что я чувствую по отношению к женщинам, которые жили в таких отношениях. На мне, с одной стороны, какие-то крылья, а с другой стороны, гигантский груз ответственности. Эта внутренняя боль прорывается, сквозит через движение, взгляд, фразы, дыхание, это настолько глобально для меня. Я так была в это погружена, так это чувствовала, что меня не нужно было настраивать, надо было только останавливать. (Смеется.)

В этой проблеме есть ощущение безысходности, но мне было важно наметить какой-то путь выхода из подобных ситуаций. 

Какие-то дополнительные исследования для роли проводили?

Так получилось, судьба меня свела в период проб с одной моей коллегой, мы с ней встретились в другом городе на гастролях, и в итоге вышли на разговор про ее бывшего мужа, а там ситуация почти как в сериале, если не хуже. В результате в какой-то момент я остановила разговор и сказала: «Слушай, мы сейчас с тобой как подруги разговариваем, а мне предстоит роль, можно я тебя порасспрашиваю как актриса актрису про твои ощущения, буду ковыряться». Она согласилась.

Мне кажется, очень важно сейчас говорить не только о том, что насилие недопустимо. Но также важно говорить о его признаках, которые можно в начале не заметить. Недавно была на одном концерте, и в том, как ведущий вызывал на сцену выступающих, уже был абьюз. Знаете, такие шуточки, вроде бы в них нет ничего такого. А мы с сестрой, так как мы в теме и в терапии, друг на друга смотрим: «Что происходит?» Зал смеется: а что, забавно — одну героиню подколол, вторую. Вот с этого все начинается. И если об этом говорить, возможно, мы сможем многих женщин обезопасить от того, чтобы они не оказались в отношениях, из которых очень сложно выбраться.

Надо и детей по-другому как-то воспитывать, говорить об этом, об отношении к женщине, о шутках, о том, что допустимо. Конечно, флирт, юмор, сарказм остаются в нашей жизни, но надо понимать, когда это здоровый юмор и когда нет.

У вас четверо сыновей. Как вы с ними говорите на такие темы?

Я в восторге от серии «Вот эта книга», это в основном переводная литература, рассчитана на подростков от 10 лет. Я эти книги читаю детям вслух, и мы вместе обсуждаем. Там есть какие-то суперузнаваемые ситуации, в которых может оказаться ребенок без нас, и в этот момент он будет принимать решение. Через литературу такие ситуации можно пройти. Я плачу иногда, читая эти книжки.

Как вам кажется, тот факт, что вы многодетная мать и ваша героиня в «Обоюдном согласии» тоже, мог повлиять на то, что вы получили эту роль?

Если бы было так, моя карьера вообще по-другому бы сложилась. (Смеется.) Я думаю, что это вообще не имеет никакого значения. В сериале был один эпизод, когда надо было увезти двоих детей и собаку домой. Лера меня спросила: «Ты справишься?» Я говорю: «Лер, ну у меня четверо!»

Пол будущего пятого ребенка уже знаете?

Да.

Но не раскрываете?

Нет. (Улыбается.)

Несколько лет назад в одном интервью вы выражали надежду, что сериал «Измены» разрушит сложившийся о вас стереотип. Что это был за стереотип и удалось ли тогда от него избавиться?

Сложно сказать, потому что до сих пор некоторые ваши коллеги-журналисты так ко мне обращаются: ну, вы же актриса мелодрам. Спорить не буду, но я себя такой не считаю, хотя понимаю, что у меня было много мелодраматических проектов. Я довольна своей работой в «Изменах», это был классный проект, там все, на мой взгляд, сложилось, но не могу сказать, что после него меня стали звать в принципиально другие проекты, — не случилось. 

Для меня этот проект был важен тем, что я показала, что я неоднозначная, не актриса одной роли. Дайте мне еще, и еще, и еще. Мы с Лерой об этом говорили, что сейчас продюсеры чаще всего берут «готовый продукт»: то есть актер уже что-то сыграл, был успешен, и это удобно дальше использовать, транслировать. Продюсеры реже рискуют. Раньше у режиссеров была задача — раскрыть актера или актрису, показать с новой стороны. Сейчас как будто никому это не нужно. Такая задача была, наверное, у Валерии, и она рисковала.

Мы же очень зависимы от предложений, от того материала, с которым работаем. Меня воспринимают определенным образом: многодетная мама, такая вся лаконичная, «няшная» — не знаю, какие там обо мне представления. Но это вообще не имеет отношения ко мне. Или к тому, что я хочу играть. Я так состарюсь и ничего не сыграю, а хочется.

У нас на сайте есть отзыв зрительницы о вас: «Удивительная красавица. Нежная, тонкая, настоящая! Не представляю ее злой, капризной, раздраженной, склочной. Она — сама любовь!» Похоже на правду?

Не со всем я согласна, потому что это как раз мелодраматичный образ — про добрую и светлую героиню. У меня был такой проект «Ведьма». Не могу сказать, что он был супер-пупер, но я сыграла там отрицательную героиню. Мне было важно так ее сыграть, чтобы она вызывала отвращение. Во мне есть другие энергии, я готова играть других героинь. И про «Ведьму» мне писали прекрасные люди в комментариях: «Я не думал, что вы можете быть такой». А где мне это проявить?

В театре в этом плане у меня чуть больше возможностей. Сейчас я уже не в «Сатириконе», где проработала 20 лет, а в антрепризных коммерческих проектах я даже могу выбирать роли. Или, например, полгода назад я участвовала в иммерсивном шоу «Вернувшиеся. Иная реальность»: Хелен Алвинг — моя героиня-любовь, и я не могу сказать, что она абсолютно положительная. И вот это, кстати, про меня. «Нежная», «милая» — понятно, но мне хочется больше.

А чего хочется?

Очень хочется исторического проекта, чего-то сказочного, других эпох. Мне кажется, там как будто другие чувства, глубже и интереснее. Мелодраматичное бытовое кино — вот от него я, наверное, подустала, особенно от плохих сценариев. Это катастрофа. Понятно, что уже их переписываешь, не глядя, видишь эти штампы… Это грусть и печаль в том плане, что не выписаны характеры, сразу с первых строчек понятно, кто хороший, кто плохой, с кем она останется. Никакой интриги ни для меня, ни для зрителя.

Были проекты, когда добывали, придумывали, расширяли. Ну, и получается, ты делаешь тройную-четверную работу за нескольких специалистов — за сценариста, редактора. А так хочется заниматься своей работой! И в «Обоюдном согласии», хоть и в экстремальных условиях, но это получилось. Хотя там были свои косяки.

Возможно, Валерия Гай Германика потому так часто берет в свое кино непрофессионалов? За ними нет сложившихся стереотипов, и они, в общем-то, не играют, а просто существуют в кадре.

Тут такой тонкий вопрос. С одной стороны, актерам иногда обидно, что есть огромный проект, но туда берут не-актеров, а профессионалы остаются без работы. Это боль всех актеров. С другой стороны, я понимаю Валерию. Если она приглашает не-актеров, она берет их психотип и вписывает в историю. И я надеюсь, что она также понимает, что актеры, как я, Света Иванова, Анна Снаткина — на то мы и профессионалы, что мы играем не сами себя.

Для меня очень ценно, чтобы предложения были разные, я готова быть разной. У меня нет задачи быть везде красивой, белой и пушистой. Мне как раз хочется какого-то раздрая, трэша. Пусть будет сложно, с преодолением, но это будет что-то новое. По наезженным рельсам на данном этапе жизни мне ехать неинтересно.

В интервью Валерии вы признавались, что у вас была необходимость зарабатывать деньги, и в том числе поэтому у вас много проектов, про которые вы сама говорите, что они не очень качественные. Сейчас у вас появилась возможность выбирать?

А почему ситуация изменилась? (Смеется.) Что такое актерская профессия? Это мой заработок на хлеб. Я что, замок построила, мне капают миллионы с моего бизнеса какого-то? Нет. Я езжу по городам и весям, играю спектакли по всей стране, не вижу семью неделю-две. То же было на съемках. Думаю, Валерия, кстати, была не в курсе, что я с утра прилетала, вечером улетала, и так через день было, но ей это и не нужно знать.

Кто-то удивляется моей работоспособности, кто-то нет. Но ситуация не изменилась, я так же финансово зависима от предложений. Есть семейные финансовые задачи — покупка недвижимости, дети растут, впереди поступление. Я надеюсь, что-то изменится, качество предлагаемого материала будет лучше, и у меня будет выбор. Наверное, я об этом мечтаю. К моим 40 годам во мне столько энергии, сил, которые я могу вложить в классный проект. Я собиралась пойти в режиссуру — может, и пойду, не знаю.

Какие-то конкретные шаги в этом направлении делаете?

Да, я поступила в Московскую школу кино. Прошла все туры, мучили меня там, не по блату взяли. (Смеется.) Даже внесла какую-то сумму первоначальную, но меня утвердили у Валерии. Я сходила на одну лекцию и поняла, что невозможно будет совмещать. Пришлось взять «академ». Чтобы там учиться, надо бросить работу, семью и два года заниматься только учебой. Сейчас я себе позволить такое не могу, я и обучение не смогу оплачивать, если перестану работать.

Буду думать: либо выбирать какое-то другое учебное заведение, либо просто начать снимать. Конечно, это новая профессия для меня, но можно на практике многому научиться. 

На всех киносайтах сейчас верхняя строчка в вашей фильмографии — «Обоюдное согласие». Ни слова про какие-то еще будущие проекты. Мы действительно какое-то время не увидим вас не экранах?

Я в небольшом вынужденном перерыве, потому что в определенных размерах ты уже никуда не вписываешься. Хотя я умудрилась сняться в коротком метре у студентов Московской школы кино. Так или иначе я в МШК поприсутствую. (Смеется.) После родов я почти сразу ухожу в работу: предполагается продолжение фильма «Баба Яга спасает мир», это сказка детская, съемки уже летом.

Я вообще не из тех, кто сидит дома и отдыхает долго. У меня даже сейчас в апреле еще тур гастрольный.

От чего в вашей жизни или карьере вам сейчас хотелось бы избавиться?

Ни от чего. Мне нравится, как я живу. От непрофессионализма, наверное, но это не касается меня лично, это касается других людей. 

А что хотелось бы привнести?

Ой, так много чего хочу привнести. У меня был такой опыт: одна девушка-стилист позвала меня провести урок в качестве коуча, педагога. Она была уверена, что я преподаю, и очень удивилась, что это не так. И вдруг я поняла, что во мне столько уже накоплено, и всем этим я готова поделиться.

Я уверена, что смогу кого-то завести, окрылить, продвинуть, раскрыть, в том числе и других актеров. Чувствую, что могу в кого-то вселить надежду, силы, чтобы человек засветился и осветил этот мир, и мир стал прекраснее. Вот, наверное, цель на будущее.