Отзыв редакции к фильму «Матч»
Фальшивая в плане чувств и эмоций версия событий, произошедших в оккупированном Киеве и вошедших в историю как «Матч смерти» и «Бабий яр». Историческая клюква, слишком развесистая даже для любителей Безрукова и Боярской.
Главный вратарь киевского «Динамо» и сборной СССР Николай Раневич (Безруков) счастлив как на футбольном поле, так и в личной жизни. Жена его соперника, нападающего «Локомотива» Шевцова, рафинированная учительница немецкого Анна (Боярская) бросает хмурого мужа и уходит к веселому «динамовцу». И мучительно долго танцует ему в сарае стриптиз. После соития под спортивным плакатом влюбленные понимают, что раздающиеся за стенкой взрывы свидетельствуют о начале войны. Раневич и другие футболисты «Динамо» в срочном порядке уходят на фронт, немного воюют и попадают в плен. А тем временем в Киеве украинский народ рукоплещет захватчикам на фоне гигантских свастик и портретов фюрера. И пока евреев обманом ведут в Бабий яр, Раневич и товарищи пытаются играть в лагере в футбол под одобрительное «гут» карикатурных надсмотрщиков. Вскоре футбол их и до Киева доведет, где бойкие спортсмены соберут команду и сыграют решающий матч-реванш с немецкой сборной.
Легенда о «Матче смерти», сложенная рядом советских журналистов, как сюжет достойна пера Шекспира. Реальная история полулюбительской команды «Старт», ряд игроков которой были арестованы гестапо после очередного выигранного у немцев матча, сильно от этой легенды отличается, но драматургически также представляет собой весьма богатый материал.
Большая проблема «Матча» — патриотического экшна, как называют свое детище его создатели, — в трактовке образов: немцы словно вернулись на экран из советских фильмов 40-х, еще хлеще показаны украинцы — внутренними врагами. Но главный провал ленты — сценарий, работа над которым велась несколько лет четырьмя сценаристами (сама идея снять кино на эту тему возникла еще в 90-х). Удивительно, но ничего внятного за это время, увы, придумано не было. Беспомощная режиссура и драматургическая дикость делают невозможным хоть какое-то сочувствие героям. Сцена репетиции массовых убийств евреев в Бабьем яру — немцы накануне расстреляли там несчастных обитателей киевской психушки — вместо трепета и сострадания вызывает неприятное чувство неловкости. Опереточные любовные страсти, помноженные на реально произошедшие трагедии, создают странный микс, оставляющий зрителя преступно равнодушным.
Не спасают положение и исполнители главных ролей, чьи «лирические отступления» призваны привлечь в кинотеатр женскую аудиторию, далекую от футбольных реалий. Особенно странно это ощущать в контексте того, с каким невероятно важным историческим материалом мы имеем дело. В этом ключе советская агитка на ту же тему «Третий тайм» (1962) выглядит куда более правдивой — если не в историческом, то по крайней мере в кинематографическом плане. Миф должен оставаться мифом.
