Дом на Трубной (1928)

В сатирической комедии про советскую буржуазию высмеивается быт промышленных деревень, имеющих статус крупных городов, где общинная система коллективного сожительства стала основой пролетарской урбанизации. Что демонстрируется на примере коммунального дома, где понятия о личной жизни большинству квартирантов – выходцев из монастырских коммун неведомы в принципе. В начальных кадрах хорошо показаны типичные для маргинальных гетто условия обитания в государственных нэповских домах, где привилегированные мигранты и обнищавшие хозяева вынуждены сосуществовать в качестве равноправных граждан.
Артисты остроумно высмеяли коммерсантов-чиновников в милицейской форме профсоюзных кулаков, являвшихся обслуживающим персоналом капиталистических хозяев. В персонажах мещанских эксплуататоров высмеивается крепостная лакейско-купеческая прислуга, обретшая за бурные годы классовой национализации деловую хватку и «аристократический» лоск. Поэтому молодая крестьянка, выписанная из казенной деревни, принимает «бывших» холопов и чекистских активисток за образованных господ и свободных людей. В эпизоде посещения «французской» маскарадной постановки высмеивается невежественная арабская молодежь, воспринимающая серьезно глупые пропагандистские выдумки о мировых социальных революциях и борьбе за гражданские права.
В пародийном сюжете о хозяйственных мытарствах парикмахера, отбивающегося от назойливых претендентов на часть его личной жилплощади, демонстрируется произвол служебных органов, разрешающих проживание (и занятие коммерческой практикой) только тем, кто состоит в партийных организациях и принимает участие в политических мероприятиях А те, кто не желает платить взносы (налоги) фискальным мародерам и вступать в сомнительные договорные отношения, оказываются жертвами уголовного преследования и давления со стороны окружающих. Доступно показано, что в комсомольские бюрократические организации добровольно шли только малограмотные представители самых отсталых слоев населения, не обладающие критическим мышлением и традиционно привыкшие выполнять приказы старших. И потешные выборы в «законодательные» депутатские советы, организованные для развлечения блатной власти, ничем не отличались от гаремно-бордельных конкурсов, где избираются и продвигаются по грязной демократической лестнице самые привлекательные и сговорчивые девушки, становящиеся эскортными сотрудницами комиссарских вождей – содержателей злачных мест за счет узаконенных поборов.
В эпизоде «превращения» жильцами простой комнаты в культовое место высмеивается идолопоклонство, характерное для арабского сословия, возомнившего себя трудовой интеллигенцией. В сценах уличных маршей и общих собраний, где все выглядят по сектантски одинаково и синхронно выполняют командные действия, показано, как пустой формализм и тюремный коллективизм возведены в степень высшего объединяющего начала для очередного поколения колониальных слуг.
Этот выдающийся кино-памфлет содержит открытую разоблачительную характеристику бандитского режима, которая уже не была такой откровенной в кинофильмах после снятия «немого» запрета. Так как в начале тридцатых окончательно установилась фашистская монополия на все сферы жизнедеятельности, в том числе в области искусства, лишившая возможности артистов свободно обходить цензурные рамки благодаря частным иностранным правам на местную кино-продукцию догулаговского периода. Держатели которых не позволили варварам полностью уничтожить этот ценнейший исторический фонд, являющийся единственным достоверным источником фактологических знаний для всех желающих узнать о своем человеческом прошлом.